Афган, любовь и все остальное - Виктор Бондарчук

– А тебя дома девчонка не ждет случаем?

– Случаем нет. Как то не получилось.

– Ну это дело поправимое. Я вижу ждет тебя любовь большая.

– Как это видишь?

– Вот так и вижу. Прабабушка у меня из цыганок. Вот и мне кое что от нее передалось. Гадаю иногда.

– А мне не погадаешь? Интересно как то.

– Не погадаю. Зачем тебе будущее знать. Оно и так придет, не задержится. А вдруг плохое нагадаю. Как с этим жить то? И ты сам никогда на эти гаданья – предсказанья не ведись. Живи как живется, не думай о плохом и все будет хорошо. – моя Галочка смеется, ее руки нежно ласкают, снова и снова будоража меня. Я ее буду помнить всегда. Настоящие женщины встречаются очень и очень редко. И что удивительно, все мои любовницы с именем Галина, будут самые горячие в постели.

Уже пять часов в полете. Вот команда всем застегнуть ремни, идем на посадку. До нее где то сорок минут. Все пассажиры еще спят и можно не тащиться в туалет переодеваться. Зачем парадную форму по туалетам таскать. Открыл сумку. Разложил на соседнем кресле китель. Скинул камуфляж, натянул галифе, офицерские хромовые сапоги. Камуфляж и ботинки с высоким берцем аккуратно сложил в сумку. И только тогда одел китель. На котором справа рубиновым блеском скромно и солидно отсвечивает орден: «Боевая Красная Звезда». Слева две медали: «За Отвагу» и «Боевые Заслуги». Не знаю почему, но я стесняюсь этих наград. Вот и по Москве проходил в основном в камуфляже. Наверное не привык, что на меня очень уж пристально обращают внимание. Но в родной город я просто обязан прибыть в полном параде. Ведь меня будет встречать мама. Кстати, когда пойду в военкомат становиться на учет, у меня на груди вместо наград будут орденские планки, к которым добавлю еще нашивку за ранение.

Самолет коснулся полосы, резкое торможение вдавило в кресло. И вот уже не спеша катит к аэровокзалу. Встали всего в ста метрах от него. Подали трап. Пора. Сдерживая волнение, затягиваюсь офицерским ремнем. Мне уже можно такое нарушение формы. Берет на глаза, сумка в руках. Кажется, что сердце стучит оглушительно. Чего это я так трясусь? Не понять. Ведь буквально десять минут назад был спокоен, почти апатичен. А вообще-то не каждый день прибываешь домой после двух лет разлуки. Медленно, ужасно медленно тянется народ по проходу на выход. И пока я бреду в этом потоке, все пялятся на меня, как на какое то чудо. И мне кажется, что смотрят откровенно и нагло. Может сверкаю, как новогодняя елка? Если честно, то на мне многовато блестящего. Надо бы оставить только парашютик десантника и все. А то точно на клоуна похож. Явное внимание меня снова угнетает, возвращая плохое настроение. Но вот и выход. Девушка – стюардесса ласково улыбнулась, и своей доброй улыбкой сняла раздражение, вернула радость жизни. А что грустить то? Через пять минут увижу маму и всех родных. И уже с легкой душой сбегаю с трапа. Спешу, широким шагом обгоняю пассажиров. Среди встречающих сразу увидел маму, сестру с детьми и мужем. Увидели меня, машут. И я им, сорванным с головы беретом. И все ни как не пробиться сквозь толпу встречающих. Еще чуть-чуть и я в объятиях, маминых слезах. На нас смотрят, многие женщины в толпе утирают слезы. Как в песне, радость со слезами на глазах. Боже, спасибо тебе, что я прибыл на собственных ногах, а не на инвалидной коляске. А еще того хуже, в цинковом гробу. Эта страшная мысль мелькнула и исчезла, уступив место радости и счастью.

Как хорошо когда тебя любят, когда тебе искренне рады. И стол ломится от блюд и закусок. Еще бы ему не ломиться, ведь сын вернулся не просто из армии, а с войны самой настоящей. Вернулся живой и здоровый. Вот только глаза у него почему то не совсем веселые. Даже тогда, когда смеется. И вид уж очень усталый. Как у человека прошедшего очень длинный путь. Но это пустяки, он уже дома. А под родной крышей быстро забудет все плохое и страшное.

Два дня праздника пролетели в одно мгновение. Пора и военкомат посетить, на учет встать. Пока проснулся, помылся – побрился, заменил награды на кителе на орденские планки, уже и обед наступил. Парашутик с цифрой пятьдесят оставил. Это самая заслуженная награда. Хоть и нет у меня такого количества прыжков, но какая разница. Ведь двадцать пять кровных заработал. Мама сначала была категорически против смены наград на скромные знаки отличия. Но вдруг успокоилась и согласилась, когда я сказал, что это мол за доблесть воевать в чужой стране непонятно за что. Без наград почувствовал себя спокойно и уверенно. Мне нравится моя форма, и моя принадлежность к десантному воинству. На улице почти печатаю шаг. Хотя строевой в моей службе было совсем немного. И пацанва сглатывает слюни от зависти. Да и те кто постарше без внимания на оставляют. А это еще больше поднимает настроение. Город совсем не изменился. И ему точно плевать где я был эти два года. Он стоял и будет невозмутимо стоять, не вернись я вообще на его улицы. В военкомате все быстро и буднично, а на часах всего три дня. Можно ехать домой. Но сегодня по летнему теплый день, хотя в конце августа в Сибири осень явно дышит прохладным ветерком. Прогуляюсь по городу в форме, когда еще ее придется одеть.

Прошелся по центру. Зашел на рынок, в два – три магазина и вышел на набережную. И пошел по ней совсем немноголюдной. И когда оказался напротив гостиницы «Интурист», внимание привлекла красочная вывеска ресторана. Вот куда мне надо. Вот мой первый шаг в гражданку. Если я сейчас пробьюсь в элитный, самый крутой бар города, кстати в котором никогда не был. Как и в других подобных. То это станет моей первой победой в мирной жизни. Как говорил мой командир майор Кречет, большая победа складывается из множества маленьких. Главное победить себя, обстоятельства, и еще черт знает что. И только тогда придут простые жизненные достижения, большие победы. То будь поступление в институт или хорошая работа. А может быть встречу и покорю очень красивую девчонку. Так вот надо прямо сейчас преодолеть неизвестно откуда взявшуюся робость и шагнуть в это здание из стекла и бетона. Войти простым солдатом, которого никто здесь не ждет. Не в пример лощеным и упитанным иностранцам. Хоть и зовется это заведение «Интуристом», но мне кажется, что в большинстве там зависают наши. Без подготовки, сходу, в форме – это даже как то интересней. Даю себе установку: «Это мой город. Он для меня, а не я для него.» А если по большому счету, то переступить порог этого заведения совсем не трудно. Какие проблемы, когда в кармане есть деньги. Посмотрим, что я представляю из себя в начале гражданской жизни.

А задача то оказалась пустяковой. Зря я робел и тушевался от этой иностранщины. На входе швейцара не оказалось. И пока он откуда то вынырнул, я был уже в трех метрах от бара. Молодой парняга, мордатый и сытый, начал мне втолковывать про законы. Мол сюда не всем и гражданским можно, не говоря уже о простом солдате. Даже попытался прихватить меня за локоть. Я в ответ вежливо улыбнулся:

– Где ты простого солдата видишь. На погоны глянь. – и слегка сжал его запястье. Мол не дергайся, все в норме. Не на того наезжаешь. К нам из-за стойки гардероба споро двинулся еще один малый, поплотнее и поспортивней. Я подождал пока он приблизится. Достал из кармана пятерку и инцидент был исчерпан. Ребятки мгновенно угомонились. Их цена пять рублей на двоих. Я спокойно пояснил, мол рюмку коньяка накачу и уйду. Так сказать за успешное окончание службы. Они в ответ тоже вежливо, ни каких проблем, сиди сколько хочешь. Сюда патрули не заглядывают. Не их уровень. Вот и решена первая задача. И уже нет ни какой робости и волнения. Продолжаю развивать успех, захожу в бар. Помещение в общем то небольшое и довольно уютное. Магнитофон поет голосом Челентано, шторы почти не пропускают солнечный свет. В этом легком полумраке солидно отсвечивают разнокалиберные бутылки на полках бара. Но это все только для рекламы. Джина и «баккарди» думаю здесь тебе никогда не нальют, по причине его полного отсутствия. Социализм есть социализм. Стойка бара тянется почти по всей правой стороне. Перед ней нет крутящихся кресел, как показывают в иностранных фильмах. Столики на шесть человек по левой. Их всего одиннадцать, и половина пустые. Все здесь думаю заполнится через пару часов, ближе к вечеру. Надо сначала определиться с питьем. Подхожу к стойке, официантку в это время скорее всего не дождешься. Взгляд у бармена, слащавого красавца, какой-то ускользающий. В глаза не смотрит падла. Да и вообще на меня не смотрит. Как будто перед стойкой вообще никого нет. Весь такой прилизанный, в ослепительно – белой рубашке с короткими рукавами и при черной «бабочке». Униформа этой братии. Они всегда и везде одинаковые, что в Кабуле, что в Москве, что в моем родном городе. И не понимает сука, что у меня есть в этом вопросе опыт. Хотя по правде сказать небольшой. Сейчас я тебя взъерошу, дорогуша. Такие козлы только силу и деньги понимают. Произношу почти ласково: